Поэма с героями

Поэма с героями

 

 

Они не были на той войне. Но 9 Мая для них такой же святой праздник, как и для ветеранов Великой Отечественной. Потому что не понаслышке знают, что такое кровопролитные бои, боль и смерть…

Они еще молоды, но уже ветераны. Другой войны. Той, что была на чужой земле. Афганской…

В День Победы они пьют за тех, кто ценой неимоверных усилий смог разгромить врага и своим примером научил их сражаться в любых, даже нечеловеческих, условиях. Пьют за них, а вспоминают свою войну…

— Лена, не пиши это! Вычеркни! — не первый раз выкрикивает смуглый, коренастый полковник. Его служебная биография богата событиями, в суть которых, вероятно, еще рано посвящать широкую общественность. Но я все равно его внимательно слушаю.

Я корреспондент и пришла вновь писать «заметку про нашего мальчика». Да вот попала на праздник. Вокруг подвыпившие шурави гремят посудой, обнимаются, бьют себя в грудь кулаком. Говорят, перебивая друг друга. Чей-то голос срывается на фальцет, и в наступившей внезапно тишине слышится отборный мат.

— Лен, извини, ради Бога! Сама понимаешь…

Я понимаю. Я все понимаю, ребята. Ничего. Я ведь знаю вас и другими: строгими, подтянутыми, подчеркнуто вежливыми. А еще — деловыми и требовательными руководителями, инициативными работниками, трогательно нежными сыновьями, заботливыми мужьями и отцами…

— Лен, ты лучше напиши, как нас гаишники обижают.

Улыбаюсь в ответ. Вас обидишь… Вон какие… крутые… У каждого не меньше десятка подвигов. У всех. И вон у того морского волка, который, отбившись от общей компании, уставился в монитор компьютера и, машинально щелкая «мышкой», раскладывает простейший карточный пасьянс — лишь бы не уснуть. Вчера он встречал героев Чеченской войны, приехавших на праздник со всей России. Третье поколение воинов, изведавших запах пороха… Разгулявшиеся бойцы требовали пристального внимания, поэтому он не спал всю ночь и смертельно устал. Лишь изредка, прислушавшись к общему разговору, он то едва заметно улыбается, то напряженно хмурит брови…

— Лен, ну действительно! Останавливают, права отбирают…

— Как? За что? — делаю удивленные глаза.

— Ну как за что? Сама понимаешь…

Я понимаю. Я все понимаю, ребята. Сейчас вы зальете полный бак «горючего», и вас потянет на «подвиги», среди которых, несомненно, будут и автогонки. Но даже в дугу пьяными вы можете виртуозно вести машину, и если следует бояться за чью-то жизнь, то лишь за вашу собственную. Потому что привыкли рисковать. Давно для вас отгремели бои. Но с хмелем ударяет в голову и желание вновь испытать упоительное чувство игры со смертью…

И вновь я слушаю простые слова, от которых начинает колотиться сердце и бежит по спине холодок:

— Приходит борт, полный раненых, у кого ноги нет, у кого — руки, у одного кишки наружу…

— Да, и такое случалось: корректировку вовремя не дадут, и по своим били…

— «Вертушки»! Да мы молились на вас! И привезут, и увезут, и раненых заберут…

— В арыке вода коричневая от крови и трупов. А пить-то хочется. Бросали в воду обеззараживающие таблетки и пили. Да не очень-то и помогало — болезней каких только не было…

— Лен, а ты знаешь, что за болезнь — пендинка? — оборачивается ко мне офицер с внешностью киноартиста.

— Нет, не знаю. Слово какое-то… Наверно, народное название?

— А Бог его знает. В общем, когда трупов много, и закопать их вовремя не удается, на жаре они быстро разлагаются. Москиты напитаются трупным ядом, а потом кусают живого человека. У него на теле появляется язва, которая может дорасти до самой кости. Вот у меня такие были. Так что после общения со мной надо руки спиртом протирать, — кокетничает офицер.

Такой типаж — только героев-любовников в сериалах играть! А у него на груди орден Красной Звезды и орден Красного Знамени, и медалей не счесть. Отнюдь не за красивые глаза. Вот такое «кино»…

— Да! Я в первом бою обделался! — вдруг выкрикивает шурави с пронзительным взглядом черных глаз и медалью «За ратную доблесть». — Обделался! И не скрываю, что испугался. Ко мне командир подошел, по плечу похлопал, плеснул спирту, я хлебнул, встал и пошел в атаку…

— Ну что ты все пишешь, пишешь? — взъерепенился на меня бородатый. — Сейчас порвем все напрочь!

Я спокойно и внимательно смотрю на него, он утихомиривается, а я продолжаю записывать услышанное, старательно переводя трехэтажные обороты в более подходящие для печати слова.

Нет, мне здесь не страшно. Я уже давно пишу о них и почти всех знаю. Время от времени кто-нибудь из них по-братски хлопнет меня по плечу или отпустит в мою сторону неуклюжий комплимент. Да и все-то у них по-ребячьи неловко: коньяк из кружек, колбаса крупными кусками… Как будто вновь ненадолго вернулась к ним беззаботная юность, украденная у них той войной…

Мне не страшно. Совсем. Потому что война окончена. И они здесь. Они живы. А еще — потому что на входе сюда огромными буквами написано магическое слово — «ЗАЩИТА».

 

С любовью и уважением,

                                                       Елена Степина.